To Live and Die in Mongkok 旺角监狱

Фай (Ник Чеунг) выходит из тюрьмы, в которой он провел тридцать лет. Тридцать лет назад Фай, тогда мелкий триадовец, согласился выполнить волю своего босса и убить его конкурента – что и сделал, даже несмотря на то, что жертва оказалась хорошо подготовлена. За время, что Фай провел за решеткой, он заработал раздвоение личности – рядом с ним всегда находится его кровожадное альтер-эго. И ему придется выпустить его, когда два потенциальных лидера триады начнут зажимать его в тиски, пытаясь заручиться его поддержкой на грядущих выборах.

В «Жить и умереть в Монгкоке» есть сцена, в которой туго соображающий Фай удивляется, что в Монгкоке больше нет кинотеатра, рядом с которым он вырос, а Памела, Проститутка-с-Золотым-Сердцем в исполнении Мо Сяоци, говорит ему, что она где-то читала, что совсем скоро не будет и гонконгского кино. Очень хочется надеяться, что до этого все-таки не дойдет – как бы не был плох «Жить и умереть в Гонконге» (а он именно плох), это чистый Гонконг и, если что, я буду скучать по таким фильмам.

В одном из интервью Вонг Джинг, выступивший здесь одним из режиссеров, а также продюсером, сценаристом и актером, сказал, что «Жить и умереть в Монгкоке» – его первый культовый фильм. Разумеется, сказал глупость, потому что культовыми фильмы делают не их создатели, а зрители, но посыл понятен – Вонг был уверен, что снял что-то уникальное и шибко глубокое. Увы, не в этот раз. Ход с шизофренией главного героя интересен ровно две минуты, а дальше становится предсказуемым и обыденным – плюс, на сюжет он никак толком не влияет. Драматическая линия отношений Фая с матерью (Пау Хей-Чинг), которая из-за болезни не узнает своего сына, конечно, трогательная, но во многом напоминает аналогичную линию из «Прошитого пулями лета». Что же до сюрного хода с решеткой, которой, как кажется Фаю, обнесен Монгкок, и охраняющим выход надзирателем, то он смотрится скорее глупо.

Если стрясти с картины эту визуально-сценарную шелуху, останется наибанальнейшая история о бандите, у которого нет пути назад и бла-бла-бла, потому что бла-бла-бла честь, достоинство, бла-бла-бла и добрая проститутка, защищающая от посягательств всяких извращенцев свою умственно отсталую сестру (очередная протеже Вонга Джинга Натали Менг, которая, похоже, не оправдывает надежд своего покровителя). Разумеется, ничего культового здесь нет и в помине, но, надо отдать Вонгу должное, у него есть одно бесценное качество – даже в сотый раз рассказывая одну и ту же историю, он ухитряется сохранять запал самого первого раза, как будто сам совершенно искренне верит в ее уникальность. Пожалуй, это и есть самое главное достоинство гонконгского кино – здесь даже осетрина второй свежести бывает небезнадежна.